интересно было окунуться в начало 2000 с ним))
Как вы разграничиваете для себя искусство «высокое» и искусство «для толпы»?
Глеб Самойлов: Здесь легко попасть в ловушку. Говоря себе: «Я не буду это слушать, потому что это слушают все», вы обрекаете себя на прослушивание той продукции, которую слушают сотни и тысячи тех, которые сказали те же самые слова. Должно быть какое-то интуитивное ощущение того, что высоко, а что нет.
— Какова ваша позиция относительно исполнения песен: исполнителем должен быть автор или это не столь важно?
Глеб Самойлов: Я всегда думал, что полноправным исполнителем может быть только автор. Возьмём почившую группу «Наутилус Помпилиус». Изначально тексты для них делал Илья Кормильцев, а Бутусов оказался тем человеком, который смог наиболее глубоко прочувствовать эти тексты и выстрадать из них что-то своё личное. Но его индивидуальность проявилась в полной мере только сейчас. Например, в альбоме с «Дедушками» звучат песни на его стихи. Кормильцев же, вообще, мне интересен только как переводчик.
— А мне видятся наиболее сильными те песни «Нау», тексты которых писал Кормильцев. «Я хочу быть с тобой», «Казанова» – это всё он. И кстати о переводах. Гитлера вы читаете в оригинале?
Глеб Самойлов: Нет, я немецким не владею.
— А каким владеете?
Глеб Самойлов: Не владею в полной мере даже родным языком.
— А вам никогда не пеняли на техническую недоработку текстов?
Глеб Самойлов: Если поэтический текст совершенен, тогда ему не нужна музыка.
— Вы, как и Евгений Головин, категорически разграничиваете песенные тексты и стихи.
Глеб Самойлов: Конечно. Есть песня как явление, и есть стихи. Мне очень редко нравилась музыка, написанная под чьи-то стихи, или стихи, положенные на музыку. Песня – это неделимое на составные части явление.
— Вы способны создавать песни в любое время или для этого необходим период очередного творческого созревания?
Глеб Самойлов: До 24-х лет песни я писал в любое время. А с года 94-го машина шоубизнеса взяла меня в оборот, начался напряжённый концертный график, – и не было уже времени, чтобы просто остановиться и тет-а-тет пообщаться с гитарой. Поэтому альбом «Ураган» – это первый альбом, который был написан в специально отведённое на то время.
— Какое самое существенное концептуальное различие между альбомами «Опиум» и «Майн кайф»?
Глеб Самойлов: Надо сказать, что концептуальность началась с альбома «Ураган». Начиная с него, мы стали отвечать за каждое сказанное слово. Это первый по-настоящему искренний альбом. То, что было до него, тоже можно назвать искренним, но то – детское эстетство. «Опиум» – это мальчишеский стёб. «Ураган», «Чудеса» и «Майн кайф» – это три альбома, которые начали и завершили концептуальную линию в развитии «Агаты Кристи». «Майн кайф» ставит некую точку. Особенно очевидным это стало тогда, когда ушёл из жизни один из нас. Что будет дальше, неизвестно.
— Какова смысловая подоплёка нервного всплеска «Майн кайф»?
Глеб Самойлов: Разумеется, эта подоплёка есть, но…
Понять её можно, если вдуматься в название альбома, представляющее собой аллюзию на «Майн кампф»?
Надо понять, что в нашем альбоме больше всего точек соприкосновения не с идеологией Гитлера, а с оценкой его личности. Это и оценка пути Гитлера – от светлых идей до предательства этих идей. «Майн кайф» – это альбом взросления.
— Но предполагаются ещё более высокие точки взросления?
Глеб Самойлов: Ничего не предполагается.
— Самодостаточность присутствует?
Глеб Самойлов: Абсолютная самонедостаточность. А новый альбом зависит от того, что произойдёт внутри нас. Сейчас во мне происходит некое брожение. Состоялось подведение итогов, и год оказался трагическим для группы – умер один из участников… Для того, чтобы писать что-то дальше, необходимы внутренние перемены.
— Катастрофы влияют на творчество точно так, как и всплески счастья?
Глеб Самойлов: Да, разумеется. А что более конструктивно? Всегда – катастрофы. Утверждая это, я, возможно, перепеваю Шопенгауэра, но это актуально и для меня.
— Чем больше творец ориентирован на катастрофу, тем менее он подвержен попсовости?
Глеб Самойлов: Не знаю… Возьмите Таню Буланову. Это пример того, что любую аксиому можно перевернуть с ног на голову. Таня – это сплошная катастрофа, а поэзии нет. Или «Ласковый май» – жалобные, грустные песни — ничего позитивного я в них не видел.
— А где, на ваш взгляд, проходит граница между попсой и серьёзным творчеством?
Глеб Самойлов: Музыку нужно разделить на честную и нечестную, искреннюю и неискреннюю. В моих взглядах на попсу многое изменилось после знакомства с Владом Сташевским. Это совершенно искренний человек, которому нравится то, что он поёт. Мне же тяжело, просто нереально воспринимать подобное творчество.
— Никогда не было боязни – может, в начале пути, – что однажды вас назовут фашистами?
Глеб Самойлов: Нет. Страх и политкорректность в творчестве группы «Агата Кристи» отсутствуют всегда.
Н- о это наверняка изначально создавало определённые препоны в плане раскрутки группы?
Глеб Самойлов: Ну, нашлись люди, которые обобрали… подобрали, подогрели… обогрели.
— Что касается отсутствия политкорректности, то, наверное, существует такая степень негатива, которая уже переходит в позитив за счёт того, что слушающий начинает пробуждаться.
Глеб Самойлов: Да, очевидно, это так. Хотя можно и вообще не касаться темы политкорректности. Например, некоторое время назад я написал несколько текстов для группы «Тотал». Они, конечно, звучат иначе, чем темы «Агаты Кристи».
— Выступления «Агаты Кристи» на сцене сочетаются с продуманным театральным действом?
Глеб Самойлов: Нет. Всё, что происходит на концерте, имеет характер спонтанности.
— Как вы относитесь к синтезу театра и рока?
Глеб Самойлов: Каждый альбом «Агаты Кристи» – это скорее пьеса, чем набор песен. А к театру как к самостоятельному явлению я отношусь своеобразно. Так сложилось, что я дружу с актёрами театра «Табакерка» и с некоторыми актёрами других театров. Но был всего лишь один спектакль, который мне захотелось посещать неоднократно. Это – «Смертельный номер».
— Ваша музыка звучит в «Сёстрах» Бодрова-младшего. Каково отношение к подобному кино?
Глеб Самойлов: Этот фильм – режиссёрский дебют Серёжи. И в каких-то эпизодах он показал мощный творческий потенциал. Там есть несколько гениальных сцен. Гениальных не по-тарковски, не по-голливудски, не по-русски, а по-бодровски.
— То есть русское кино не загнулось?
Глеб Самойлов: Да загнулось конечно. Последний безусловный фильм, который выбился из ряда советского русского кино – это «Господин оформитель». Всё остальное вторично. А в советское время были фильмы, которые являлись эталоном чести. Для меня большим потрясением явилась «Сказка странствий».
— С Мироновым.
Глеб Самойлов: Да, магическая личность. Плюс музыка Шнитке. Митта снял два великих фильма: «Сказ о том, как царь Пётр арапа женил» и «Сказка странствий». Всё остальное время он снимал такие фильмы, как «Экипаж». Важно достигнуть той вершины, где происходит гениальное совпадение нескольких аспектов творчества – подходящей музыки, фееричности актёров и так далее.
— В творчестве «Агаты Кристи» бывают такие счастливые творческие совпадения?
Глеб Самойлов: Пожалуй, единственный случай – песня «Пуля». На её создание повлиял Сергей Бодров как личность, как режиссёр, да и сам фильм «Сёстры» роль сыграл, в том числе история девочки, показанная в нём.
— С такими мыслями, которые звучат в подтексте всех ваших песен, не тянет в политику?
Глеб Самойлов: Тянуло. В патриотический лагерь.
— Разочарование не наступило?
Глеб Самойлов: Наступило, когда я понял, что там полный разброд и шатание происходят.
— Чем претит личность президента?
Глеб Самойлов: Всё, что способствует величию России, – под каким бы знаком оно ни находилось, – я приветствую. Что Сталин, что Путин – оба действуют по одному рецепту: после беспредела и смуты дадим твёрдую руку. Но без веры и добра этот порядок ничего не значит.
— А Гитлер для вас – герой или антигерой?
Глеб Самойлов: Предатель. Интересен же он своей трансформацией. То есть интересен процесс, когда человек со светлыми идеями и горящей душой превращается в чудовище.
— Один знакомый как-то сказал: «Гитлер, начав войну, должен был выиграть. Проиграв, он подставил нас всех».
Глеб Самойлов: А он не мог выиграть, потому что был нечист. История, начавшаяся с маленького предательства, привела к тому, что Гитлер стал марионеткой в руках американских капиталистов, которые в то время владели всем военным производством в Германии. Есть неприглядные факты, которые все боятся обнародовать. Это обнародование неприлично, как сомнение в холокосте. В Польше существует даже уголовная статья, по которой публичное сомнение в факте холокоста карается тем-то и тем-то. Можно сомневаться в существовании Христа и оставаться безнаказанным, но сомневаться в холокосте нельзя.
— Как у композитора возникают подобные мысли?
Глеб Самойлов: Я не композитор и не поэт.
— А за что в Союз Писателей приняли?
Глеб Самойлов: Приняли, потому что им необходима была свежая кровь.
— Хорошо, насчёт Гитлера мы всё выяснили, а насчёт маркиза де Сада нет. Вы как-то упоминали, что почитывали его произведения. Да и в творчестве вашем есть некий момент чувственного насилия. Чем близка философия де Сада?
Глеб Самойлов: Ничем. Пошлый и скучный писатель. Легенда о нём лучше и красивее, чем он сам. Более утончённый и интересный писатель – Мазох. Да, у «Агаты Кристи» есть доля чувственного насилия, но происхождение его неоднозначно.
— Последний альбом «Агаты Кристи» показался близким по духу Майринку.
Глеб Самойлов: Разумеется. У нас с ним общие творческие корни. Если убрать из Майринка то, что он считал основным, а я считаю наносным – то есть его масонство, – то Майринка можно назвать продолжателем традиции Гофмана. Надо закрыть глаза на масонство. Это такое желание быть посвящённым. Ну и станьте им. Посвящённый не хочет быть, он посвящён – и всё. Живая искра творчества, которая была в Майринке, она сильнее и ценнее, чем все его жизненные переживания.
— А что вам близко из поэзии?
Глеб Самойлов: Я не люблю поэзию, хотя очень много её перечитал. В 14 лет я увлекался русской поэзией и всеми возможными «измами». В итоге в душе остался Хлебников.
— Кстати, Агату Кристи вы не любите?
Глеб Самойлов: Это депрессивнейшая писательница. Я как-то месяц лежал в больнице, и мне нечего было читать. Жена принесла мне собрание сочинений Агаты Кристи, и я был вынужден читать её. После десятого тома свет померк, и я осознал, насколько это депрессивная и неинтересная писательница.
— Что ж вы не поёте весёлые и оптимистичные песни?
Глеб Самойлов: Сравните нас с Агатой Кристи, у неё всё гораздо жёстче.
— Вы не считали, сколько у вас трупов во всех песнях?
Глеб Самойлов: Кошмар, я сначала не задумывался об этом. А потом, когда переслушал альбом «Ураган», я обнаружил, что ни одной песни без слов «мертвец» или «смерть» нет.
— С чем связано появление символа смерти?
Глеб Самойлов: С моим рождением.
— Созданию альбома «Ураган» не предшествовало прочтение какой-либо литературы, прослушивание некоей музыки?
Глеб Самойлов: Нет, он рождался исключительно изнутри, без вспомогательных факторов. Да и в целом литературные аллюзии в песнях появляются постфактум, когда произведение уже создано.
— А «Красная Шапочка» в «Майн кайф»?
Глеб Самойлов: Ну… Это иное. Вообще, не имеет смысла объяснять суть произведения. Недавно одна девушка заявила мне, что альбом «Позорная звезда» – это про вермахтовского солдата. Я говорю ей: про будёновцев это, про гражданскую войну. А она не верит!
— А откуда взялась тема несуществования вечной любви: «Но где она живёт, вечная любовь, слепое знамя дураков?»
Глеб Самойлов: Нет, песня «Вечная любовь» про католицизм на самом деле: «Римский Папа разбил все иконы».
— «Плачет и проклинает Ислам…» След религии очевиден. А как с философией?
Глеб Самойлов: Философия скучна. Потому что философия сегодня – это узаконенные и втиснутые в рамки науки гонки людей, которые сами не знают, как жить.
— Но ведь «Агате Кристи» присуща философия.
Глеб Самойлов: Это другая, более живая форма. Лучше воздействовать на юные неокрепшие умы песней, чем поучениями и нотациями. Я знаю, что представляют собой современные философы, поскольку достаточно общался с ними. Это люди абсолютно безответственные. Их философия – это словоблудие и любомудрие.
— Творчество «Агаты Кристи» ориентировано на молодые и незрелые умы?
Глеб Самойлов: Прежде всего, да. Потому что мы сами молодые и незрелые. Но речь не о возрасте, а о малых мира сего.
— Что же такое «Агата Кристи»? Как определить ваш стиль?
Глеб Самойлов: «Агата Кристи» – это провокация.
— В каких вы отношениях с религией?
Глеб Самойлов: Я православный.
— А был период неофитства?
Глеб Самойлов: Да, уже миновал. Прошёл буйно. У Константина Кинчева, например, он, кажется, будет длиться всегда. Это потому, что изначально он своё мощное творчество строил на гордыне. Поэтому Косте сейчас тяжелее всех нас приходится.
— Для вас существует конфликт религии и творчества?
Глеб Самойлов: Конечно, иначе бы не было творчества.
— И как же удаётся написать песню про Красную Шапочку, оставаясь православным?
Глеб Самойлов: Как-то вот так получилось. Таких, как мы с Костей Кинчевым, лицедеев, раньше хоронили за церковной оградой.
ну и фото его)) тогда и сейчас)))
любимчик мой))
