Днём нукекуби выглядят как люди. Единственное отличие – у них вокруг шеи идёт полоска красных символов, но её легко прикрыть ожерельем или воротником.
А ночью начинается ужОс. Голова нукекуби отделяется от тела по той самой полоске символов (наверное, там таинственными древними знаками написано «Линия отрыва»). Отрывается и улетает искать, где бы закусить человечиной. А тело остаётся сидеть, где сидело.
Вот такие монстры, у которых пасть летает, а живот дома сидит. Название «нукекуби» и значит «отсоединяющаяся шея».
Нападая, голова нукекуби пронзительно вопит, чтобы парализовать жертву страхом.
Считается, что победить нукекуби проще всего, помешав голове соединиться с телом: например, спрятать тело в кусты или утопить. Если голова, вернувшись из ночных полётов, не найдёт своё тело, то трижды ударится об пол, после чего нукекуби придёт конец.
Собиратель японского фольклора Лафкадио Херн приводит в своей книге «Квайдан» историю про то, как пятеро нукекуби под вечер заманили на свой постоялый двор странствующего монаха, а ночью попытались его сожрать. Только ничего у них не вышло: боевитый монах понял, с кем имеет дело, успел спрятать тело одного из нукекуби, а потом до утра отбивался от летающих голов. Когда наступил рассвет, тот нукекуби, который не досчитался своего тела, уже умирая, попытался укусить монаха, но промахнулся: вцепился в его одежду, да так и помер.
Монах оказался изрядным приколистом и так с висящей на одёжке головой нечисти и пришёл в город. Разумеется, он угодил под арест, и его истории про бой с нукекуби судьи не поверили. Но тут подоспел
В этой истории Херн допустил небольшую ошибку: он спутал двух похожих монстров и назвал нукекуби именем «рокуро-куби». На самом деле в японском фольклоре рокуро-куби – совсем другое существо. Он не умеет отсоединять голову, зато может очень сильно вытягивать шею, а также, если надо, менять лицо. Что более важно для столкнувшихся с ними, так это разница характеров: рокуро-куби обычно – не злобные людоеды, а трикстеры. Они норовят или напугать жертву, неожиданно подсунув ей морду пострашнее, или хотя бы просто подглядеть за людьми, вытянув шею до верха ширмы. Рокуро-куби любят изобразить морду «они» – японского демонического огра.
Забавно, кстати, что, если верить Википедии, тануки – волшебные енотовидные собаки – иногда добавляли в эти шуточки ещё один уровень: они пугали людей, изображая рокуро-куби, изображающих демонов они!
Вернёмся от шутников к злобным монстрам – нукекуби. История из «Квайдана» использовалась в нескольких произведениях. Например, повесть Далии Трускиновской «Монах и кошка» начинается с той же истории про монаха, постоялый двор и банду нукекуби – только чудища оказываются более мстительными и следуют за монахом в город, желая убрать его как свидетеля их истинной природы. В этой повести нукекуби, как и у Лафкадио Херна, называются рокуро-куби.
Ровно в ту же передрягу в одном из комиксов попадает добрый демон Хеллбой. Но в его случае нукекуби не выпадает шанса проявить мстительность: здоровяк Хеллбой не мелочится и успевает утопить в пруду тела всех нукекуби.
В заключение – совсем кратко о нескольких других «головастых» монстрах.
Некоторые аргентинские колдуны предположительно умеют отпускать свою голову полетать при помощи волшебной мази. Голова при этом покрывается перьями и отращивает крылья и когтистые лапы. Такая голова-птица называется чончон. Чончона описывает Борхес в своей энциклопедии фантастических существ.
Малайзийская вампирша пенанггалан, как и нукекуби, днём неотличима от человека, а ночью летает в виде головы. В отличие от нукекуби, голова пенанггалан летает вместе с пищеварительной системой: пищевод, желудок и кишечник пенанггалан по-прежнему прикреплены к голове время полёта, да ещё и светятся в темноте. Пенанггалан не пожирает свои жертвы, а пьёт их кровь.
Ещё стоит упомянуть ДнД-шного монстра варгвила (vargouille). Варгвил – это просто страшная летающая голова с крыльями за ушами; она не умеет присоединяться к телу, а вот наоборот… Варгвил, как и нукекуби, может издавать пронзительный крик, парализующий жертву страхом. А после того как жертва парализована, варгвил… целует её – этакий романтик! Поцелуй варгвила заражает жертву, и если ту не излечить, то через некоторое время голова жертвы отрастит крылья, оторвётся от шеи и улетит – станет новым варгвилом.
И еще сказку в добавок
… Давным-давно это все было, лет эдак шесть сотен назад. В те времена на острове Кюшю среди многих прочих даймё правил и лорд Кикуджи. Хороший был господин, достойный, и землями своими управлял славно, с пользой и для себя, и для Великого Микадо. Как оно часто и бывает, раз хозяин хорош, то и слуги у него неплохи. Самураи вассальные у лорда Кикуджи были достойны своего господина. Но и среди них выделялся Изогаи Хейдазаэмон Такэтсура.
Изогаи этот происходил из древнего самурайского рода, славного своими воинами. Многие поколения семьи служили верой и правдой клану Кикуджи. И не было у высокородного даймё слуг вернее, надежнее и храбрее. А уж Изогаи – последний в своем роду – был лучшим во всем. Даже мальчишкой превосходил он своих сверстников силой, храбростью и ловкостью. А когда вошел в полную силу, то и учителя его признавали, что более искусного воина во всех видах оружного боя больше, пожалуй, и не найти.
Да… Знатный был вояка, видать...
Ну, а по тем временам хорошему вояке работы всегда хватало. Смутное было время, беспокойное. И наследники Хризантемового Трона между собой никак договориться не могли. А за ними и вся страна впала в раздрай и смуту. И лорды все между собой передрались, и простым людям сильно доставалось. Полстраны лежало в запустении от постоянных войн и побоищ своих лордов. А по пустынным дорогам шаталось всякое отребье, не давая честным путникам никакой жизни.
В постоянных стычках с врагами заработал Изогаи Хейдазаэмон славу лучшего воина. Не было ему равных ни среди сверстников, ни среди молодых бойцов, ни даже среди опытных воинов.
Однако ж, впал в немилось лорд Кикуджи. То ли оклеветал кто достойного господина, то ли и сам не разобрался, какому господину правильнее служить. И велено было славному лорду совершить сэппуку вместе со всей своей семьей, чтоб и наследников не осталось.
Времена такие были, да. Ежели верховный господин был недоволен своим вассалом или политика так повернулась, то многие достойные роды переходили на новый круг жизни. И семья лорда Кикуджи не избежала злой судьбы.
И остались вассальные самураи клана Кикуджи не у дел. А что они, самураи-то эти, делать умели? Только убивать хорошо получалось. Другому-то и не учили их. Ну, кто получше прочих ту науку освоил, быстро себе нового господина нашли. Доверия к ронинам особого, конечно, не было. Так ведь и грязной работенки хватало. А пропадет – и не жалко. Не свой, не из потомственных родных вассалов.
Остальные кто как пристороились. Кто в крестьяне подался, кто – в ремесленники, благо с железом обращаться умели, а кто и в разбойники. Все одно терять уж нечего.
Изогаи же наш сразу после смерти господина своего получил много предложений о почетной службе. Каждому лорду хотелось иметь среди своих слуг такого воина.
Эдак, знаете ли, в беседе с заклятым другом-соседом, что давненько зарится на пограничную деревеньку, многозначительно так намекнуть, что, значит, состоит на службе сейчас не кто-нибудь, а сам Изогаи Хейдазаэмон. Тут-то соседушка, небось, и почешется: а нужна ли ему та деревенька? И рису с нее отродясь много не было, а тут забот столько огрести можно…
В общем, было куда Изогаи пойти и жить дальше в почете и славе.
Да только не таков был славный самурай!
Посмеялся только на все предложения да и ответил:
— Хоть и нет больше лорда Кикуджи и род его прекратился, но верен я только его семье. И не будет для меня другого господина.
Голову свою обрил и стал монахом. И принял буддийское имя Кваирё.
Но и под скромным монашеским одеянием сохранил Изогаи-Кваирё сердце самурая. Без страха шел он в самые отдаленные уголки, дабы донести свет Истины до затерявшихся в глухих лесах деревенек. Монастырей-то мало осталось по тем беспокойным временам. Некому было и покойников достойно проводить, и службу положенную справить, да и просто на путь истинный направить заблудшие души. И ходил Кваирё по горам, по лесам, не боялся ни трудностей дорожных, ни разбойников.
И вот однажды оказался наш Кваирё в пустынной и горной провинции Каи. Шел он по горной дороге от одного городишки к другому. Дело близилось к вечеру и уже начало смеркаться, а никаких признаков близкого жилья заметно не было.Только вековые сосны по сторонам дороги мрачно шумели на ветру.
Что ж, лучшая постель для сильного духом – голый камень под открытым небом. А лучшая подушка – корень сосны.
С этой мыслью Кваирё сошел с дороги и улегся прямо в развилке корней гигантской сосны. Невпервой было ему ночевать таким вот макаром.
Вдруг из-за поворота показалась телега, запряженная тощим быком. На телеге были сложены свежеспиленные бревна, а рядом с быком шагал немолодой мужчина в сильно поношенной одежде.
Увидев монаха, лежащего около дороги на голой земле, дровосек поклонился и сказал:
— Благородный господин, Вы, видимо, нездешний, раз лежите тут один в наступающей темноте. Опасное это дело, господин. Охотники бродят неподалеку, да и всякая нечисть лесная по ночам тут шастает. Неужели совсем нет страха в Вашей душе?
Кваирё рассмеялся.
— Дорогой мой друг, я — всего лишь бедный монах. Чего мне бояться охотников? А уединение под звездным небом способствует медитациям.
Дровосек покачал головой:
— Наверное, Вы и в самом деле бесстрашный человек, господин. Неужели Вы не боитесь даже гоблинов, что в изобилии водятся в здешних лесах? Тануки и китсунэ-оборотни любят шутить злые шутки с одинокими путниками.
И снова засмеялся Кваирё:
— Пока я читаю сутры и медитирую, никакая нечисть не посмеет приблизиться ко мне. И я уже давно перестал беспокоиться о своей жизни. Все в руках Будды.
— Вы — удивительный человек, господин. Но все же я думаю, что не стоит подвергать себя напрасному риску. Пожалуйста, господин, не согласитесь ли Вы переночевать в моем доме? Это всего лишь бедная хижина на опушке леса, но по крайней мере, Вы будете иметь крышу над головой на эту ночь и сможете отдохнуть в безопасности.
Дровосек выглядел искренне обеспокоенным судьбой монаха и казался честным человеком. Потому Кваирё с благодарностью согласился на скромное предложение.
А тут, хорошие мои, вспомните, что вам говорила мама: никогда не разговаривайте с посторонними и уж тем более – не ходите за ними, что бы они вам не предлагали. Может, конечно, бывшему самураю и лучшему вояке бояться и нечего. Да вы-то не все – самураи.
Ладно, вернемся ж, однако, к нашему Кваирё.
В сгущающейся темноте монах долго шел за телегой по узкой горной тропе, которая петляла между вековыми могучими соснами и нагромождениями камней, осыпавшихся с гор.
В свете поднявшейся полной луны Кваирё разглядел впереди небольшую опушку на вершине холма, на которой стоял скромный маленький домик с крытой тростником крышей, уютно освещенный изнутри. Невдалеке виднелся небольшой огород с овощными грядками и маленькой рощицей бамбука. Сразу за рощей в свете луны сверкал водопад, журчание которого придавало всей картине вид умиротворения и покоя.
Войдя в дом вслед за хозяином, Кваирё увидел группу из четырех человек, одна женщина и трое мужчин, сидевших около маленького очага и гревших руки у затухающего пламени. Все четверо поклонились монаху и приветствовали его в самой уважительной манере. Удивленный Кваирё подумал: «Такие бедные люди, живущие в столь маленькой и скромной хижине, а знают как себя вести и как правильно приветствовать человека моего звания. Наверное, кто-то более достойный по положению научил их хорошим манерам».
Повернувшись к хозяину дома, Кваирё сказал:
- Ваша доброта, с которой Вы предложили мне ночлег в своем доме, а также неожиданная вежливость Ваших домочадцев, заставляют меня предположить, что Вы не всегда были дровосеком. И когда-то Вы занимали более достойное положение в обществе...
Дровосек грустно улыбнулся и ответил:
— Вы не ошиблись, господин. Моя история – это история загубленной жизни, загубленной только по моей собственной вине. Хотя сейчас Вы и нашли меня в таком печальном положении, но когда-то я служил у даймё и моя должность была не из последних. Но превыше долга перед господином своим любил я вино и женщин. И дурные привычки втянули меня в скверную историю, в результате которой многие невинные пострадали или были убиты. Наказание настигло и меня. Мне и немногим мои домочадцам пришлось покинуть привычное жилье и обосноваться в этом безлюдном краю, где жизнь наша тяжела и беспросветна. Часто я укоряю себя за сделанное мной и молюсь о лучшей доле. Но пока перемен к лучшему не предвидится, я стараюсь помогать всем, кто оказался в тяжелом положении. Надеясь таким образом смягчить гнев богов и облегчить участь свою и моих близких.
Кваирё был тронут искренним раскаянием хозяина хижины:
— Дорогой мой друг, я много раз имел возможность наблюдать, как дерзкие молодые люди, гордые своим происхождением и положением в обществе, вели себя не слишком достойным образом. Но по прошествии многих лет большинство из них осознавали неправильность такого поведения и становились образцом чести и достоинства. В святых сутрах написано, что самый упорный в своем бесчестии может стать и самым достойным в постижении Истины, если добровольно раскается и осознает свою вину. Я вижу, что у Вас доброе сердце и уверен, что судьба в конце концов будет благосклонна к Вам.
Сегодня ночью я буду читать сутры и молиться о том, чтобы боги дали Вам силы для преодоления ошибок прошлого и обретения более счастливой участи.
С этими словами Кваирё пожелал хозяину дома и его домочадцам доброй ночи и отправился в маленькую комнатку, где для него уже была приготовлена постель.
Все в доме немедленно легли спать. И только монах остался бодрствовать, читая сутры при свете бумажного фонарика.
Далеко за полночь Кваирё поднялся и открыл окно, чтобы вдохнуть свежего ночного воздуха. Пейзаж, залитый прозрачным лунным светом, напоминал старинные картины. Стрекот ночных насекомых смешивался с мелодичным журчанием водопада и аромат цветов кружил голову. Услышав плеск водопада, Кваирё ощутил приступ жажды. По дороге к хижине он запомнил бамбуковый акведук, подающий воду от горной реки непосредственно к маленькому прудику за домом, где, судя по всему, и брали воду для домашних нужд живущие в хижине.
Стараясь шуметь как можно меньше, чтобы не разбудить хозяев, Кваирё осторожно отодвинул фусума, отделявшую его комнатку от основного помещения. В неверном свете ночника в соседней комнате он увидел тела хозяина дома и остальных, лежащие на матрасах –
— без голов!
Первое мгновение, окаменев, Кваирё решил, что произошло ужасное преступление. Но приглядевшись, заметил, что около обезглавленных тел не было ни капли крови. Да и остатки шей не выглядели перерубленными чем-либо.
Вы же помните, я надеюсь, что Кваирё в прошлом был неплохим специалистом по лишению голов. И, надо полагать, хорошо разбирался в том, как выглядят шеи после отделения головы любым видом холодного оружия.
— Либо это морок, наведенный горными гоблинами, — подумал Кваирё, — либо я попал в самое логово Нукекуби… В священной книге «Сошинки» написано, если кто-то обнаружит тело Нукекуби, лежащее без головы, и перенесет это тело в другое место, то голова монстра не сможет вновь присоединиться к телу. В книге также написано, что если голова, вернувшись, не обнаружит тела на прежнем месте, то она трижды ударится оземь с ужасным криком и после этого умрет.
Если я действительно оказался в логове Нукекуби, то меня не ожидает ничего хорошего. А потому попробую-ка я поступить, как советует священная книга.
С этим решением Кваирё взял тело хозяина дома, вытащил его через окно домика и спрятал на огороде.
В ночном воздухе издалека доносились голоса. И Кваирё пошел на их звук, тщательно прячась в тени деревьев.
Очень быстро он достиг небольшой полянки, где притаившись за самой большой сосной, наблюдал, как головы хозяина и его родичей летают вокруг деревьев. Головы ловили ртами ночных насекомых и подбирали червяков и гусениц.
Неожиданно голова хозяина дома прекратила есть насекомых и сказала:
— А, этот монах, что остался у нас на ночь! Его жирненькая тушка выглядит такой аппетитной! Если б мы могли съесть его, то нам хватило бы надолго. Глупо было с моей стороны рассказывать ему свою историю. Это только сподвигло его на чтение сутр о спасении моей души. А пока он их читает, мы не можем подобраться к его телу. Однако, скоро утро. Может, он уже устал и таки лег спать. Эй, кто-нибудь из вас, слетайте к дому и посмотрите, чем он там занят.
Голова молодой женщины немедленно поднялась повыше в воздух и полетела к дому.
Через несколько мгновений женская голова прилетела обратно с криком:
— Его нигде нет! И тело хозяина исчезло!
При этих словах голова хозяина дома, ясно видимая в ярком лунном свете, поднялась высоко в воздух. Все волосы на голове встали дыбом, глаза вылезли из орбит и начали дико вращаться. В широко раскрытом рте показались острые длинные клыки.
— Аааааа!!! Мое тело исчезло! Это значит, что я не смогу вновь присоединиться к нему. Значит, я должен умереть! Но до того, как умру, я убью того монаха! Вот он! Прячется за самой выской сосной! Вот он, жирный трус!!!
И жутко лязгая зубами, голова Нукекуби ринулась на монаха, сопровождаемая остальными четырьмя головами.
Но монах не стал дожидаться, пока его съедят. Или хотя бы понадкусают. Потому выдернул из земли ближайшее крепенькое молодое деревце и устроил этой пятерке небольшую показательную игру в бейсбол. Видимо, отсюда и происходит любовь японцев к этой не очень японской забаве.
Четыре головы, получив по зубам, быстренько отскочили подальше. И только голова хозяина дома остервенело продолжала атаковать Кваирё. И в конце концов вцепилась зубами в левый рукав монашеского одеяния. Кваирё немедленно схватил голову за хвостик на макушке щедро приложил ею несколько раз об ствол ближайшей сосны. Но голова не разжимала челюстей и страшно вращала налитыми кровью глазищами.
В этот момент первые лучи восходящего солнца озарили полянку. Голова Нукекубе издала ужасный вой и еще сильнее сжала челюсти...
Она была мертва. Но монаху не удалось разжать зубы головы и освободить свой рукав. Оставив голову болтаться на рукаве, Кваирё пошел обратно к хижине.
Едва завидев монаха с головой их хозяина, остальные монстры, уже соединившиеся со своими телами, в панике бросились бежать в лес.
Кваирё собрал свои пожитки и еще разок попытался оторвать голову Нукекуби от своего рукава. Голова, с остеклевшими глазами и оскаленными клыками, глубоко засевшими в ткани, была покрыта кровью, пеной и грязью.
— Неплохой сувенирчик – голова монстра, — рассмеялся Кваирё. И, покинув негостеприимное место, отправился дальше своим путем вместе с головой, болтающейся на его рукаве.
Пару дней спустя уже безо всяких приключений добрался Кваирё до города Сува в провинции Шинано.
В городе в тот день был большой базар. И Кваирё не нашел ничего лучшего, чем отправиться прямо в толпу народа вместе со своим сувениром на рукаве.
Дико закричала женшина. Потом завизжал ребенок и бросился наутек. Толпа шарахнулась в разные стороны. К монаху немедленно подскочили городские служители правопорядка и заломив ему руки, потащили к городскому судье.
— Каков негодяй! – воскликнул судья, — Мало того, что он убил человека, так и совершенно бесстыдно хвастает этим, принеся голову несчастного на базар, чтобы все увидали его доблесть!
Кваирё расхохотался громко и продолжительно.
— Господин судья, я никого не убивал. И голова эта принадлежала не человеку, а горному гоблину.
И Кваирё рассказал судье свою историю, рассмеявшись пару раз при упоминании, как головы летали над землей и собирали червяков, и как утром гоблины удирали от него.
Но судья и его помощники не поверили в эту историю. И требовали приговорить монаха к немедленному и суровому наказанию.
Кроме одного очень старого чиновника. Чиновник этот раньше и сам был судьей, но по старости своей и немощи передал все ведение дел более молодому и сильному, оставшись при нем советчиком.
Старый этот советник покачал головой и сказал:
— Давайте-ка посмотрим на эту голову поближе. Принесите одежду монаха сюда.
Слуги сорвали с Кваирё его одеяние, на рукаве которого болталась голова, и передали старому советнику.
Советник тщательно осмотрел голову со всех сторон и сказал:
— Я считаю, что молодой человек рассказал нам правду. Посмотрите внимательно: эта голова не была отсечена ни одним видом оружия. Окончание шеи выглядит как черенок яблока, когда оно само опадает с ветки. И на задней стороне основания шеи есть несколько странных красных иероглифов. В древней книге «Нан-хо-и-бутсу-ши» написано, что такие иероглифы всегда можно обнаружить на основании шеи монстра Нукекуби. И хорошо известно, что пустынные горы провинции Каи с давних пор облюбовали разные гоблины и монстры.
Однако, молодой господин, — старый советник повернулся к Кваирё, — вы совершенно определенно не простой монах. И в этой истории показали храбрость и выдержку, свойственную не столько монаху, сколько воину!
— Вы правильно догадались, уважаемый советник, — ответил Кваирё с поклоном, — до того, как стать монахом, я был солдатом. И с тех самых пор я никогда не боялся ни врагов, ни монстров. Тогда я носил имя Изогаи Хейдазаэмон Такэтсура. Возможно, кто-то из вас слышал его.
При одном только упоминании имени, атмосфера в зале суда поменялась мгновенно: от настороженного недоверия до восхищения и восторга.
Кваирё был немедленно освобожден из-под стражи, ему вернули все его пожитки. Его проводили в резиденцию местного даймё, где он еще раз рассказал свою историю владетелю тех земель. Влиятельный лорд наградил Кавирё богатым подарком и оказал скромному монаху невиданную честь, пригласив отужинать за одним столом.
Пару дней спустя, уже покинув гостеприимный город Сува, Кваирё встретился на пустынной лесной дороге с грабителем. Грабитель, увидев, что перед ним всего лишь странствующий монах, потребовал отдать ему одежду.
Кваирё, усмехнувшись, снял свое одеяние и протянул его грабителю так, чтобы тот наконец увидел голову, свисающую с рукава.
Пораженный воришка отпрыгнул в сторону с диким воплем.
— Ты! Да ты еще хуже меня! Я тоже убивал людей, но мне никогда и в голову не приходило так хвастаться этим!
Похоже, господин монах, что мы с тобой – одного поля ягоды. Мне нравится эта идея. Давай-ка я куплю у тебя эту одежку с головой на рукаве, чтобы все боялись меня. Я дам тебе пять рё и свою одежду.
Кваирё рассмеялся.
— Хорошая сделка. Но я должен предупредить тебя, что это не человеческая голова. И если у тебя будут проблемы, вспомни, что ты вынудил меня отдать тебе эту голову.
Но грабителю уже нетерпелось поскорее заиметь такую замечательную одежку.
— Вот, монах: тут деньги, а вот моя одежда. Забирай и проваливай!
Кваирё усмехнулся и, забрав себе одежду разбойника и деньги, пошел дальше своей дорогой.
Грабитель же, очень довольный такой сделкой, некоторое пугал одиноких путников головой гоблина, изображая свирепого монаха-победителя монстров. Пока однажды не оказался в окрестностях города Сува, где и услышал подлинную историю головы Нукекуби, свисающей с рукава монашеского одеяния.
Тут-то разбойник и задумался: а вдруг захочет дух Нукекуби вернуться за своей головой? Разбойник-то — чай, не прославленный самурай. Как бы худо не вышло...
После долгих поисков он нашел в горах провинции Каи заброшенную одинокую хижину. Но в ней уже давно никто не жил. Никаких остатков тела хозяина хижины разбойник обнаружить не смог. Но сам похоронил голову Нукекуби на заросшем огороде позади хижины. И поставил памятный камень на том месте.
Говорят, что камень этот стоит и по сей день...
