Десять самых изощренных издевательств над детьми (много букв!)

Десять самых изощренных издевательств над детьми, которые практикуют в обычных семьях

В прямом эфире радио КП психолог Геннадий Чичканов, многодетная мать ИринаЧерскаи клинический психологКатерина Михневичобсуждают, самые популярные мифы о том, как правильно воспитывать детей.

Чичканов:

– Сегодня мы расскажем вам, что такое современные издевательства над детьми в семьях, как они выглядят. Возможно, многие из вас узнают о том, что и они издеваются не просто над своими детьми, а издеваются рейтингово над своими детьми, то есть, находятся в тренде… Мы расскажем, почему это не надо делать, опровергнем самые распространенные мифы и истории в этой связи и, конечно, как всегда, нам страшно интересны ваши истории и ваше мнение…

Так вот, по психологической статистике, которой много сейчас собирается в нашей стране, даже международными организациями, наши простые семьи по разнообразным издевательствам над детьми впереди планеты всей… При этом просвещение на этот счет очень редкое явление. Потому что издевательством над детьми является сейчас – «избил» – до синяков, да?

Черска:

– Мне кажется, что так уже не бывает сейчас. Я не верю в это…

Чичканов:

– Я не буду вспоминать истории из недавнего прошлого, из ближайшего Подмосковья, где детей, например, вывели на последний этаж дома и сбросили вниз. И сделала это родная мама.

Черска:

– Это какая-то отдельная, дикая, криминальная история…

Чичканов:

– Она сказала, что дети ей – надоели – и все.

Нет, но тут все сложнее. Потому что на самом деле издевательства становятся все более изощренными и в принципе, по данным международных психологических исследований, издевательства над детьми из физической сферы переходят в психическую сферу, в агрессию в психической сфере, в разнообразные другие виды давления, которые приводят к тому, что…

Михневич:

– …визуально с ребенком все в порядке?

Чичканов:

– И визуально с ребенком становится через некоторое время не в порядке, и психически. Сегодня мы будем о таких издевательствах подробно говорить и рассказывать, как они выглядят, что нужно делать, чтобы этого не было и узнавать себя, любимых, в рейтинге таких издевательств.

Вот сейчас есть такая концепция интересная, которая называется «естественное родительство». Это метод заботы о детях, основная идея которого состоит в том, чтобы наблюдать за знаками детей и стараться удовлетворить их эмоциональные и физические потребности.

Михневич:

– То есть, ближе к природе, ближе к животным?

Чичканов:

– Вообще во всех концепциях сегодняшних новомодных, которые сегодня развиваются вокруг воспитания детей лежит очень странный, я бы так сказал, удивительно мракобесный базис, который заключается в том. Когда-то давно, в стародавние времена, когда славяне ели только траву и ягоды и еще не верили во Христа, жизнь была лучше – люди были выше, добрее, дети рождались буквально где угодно, массово, проживали долгую и счастливую жизнь…

Михневич:

– Лет 35…

Чичканов:

– Нет, это очень много. Это долгожители, получается. И все, что происходило дальше, это приводило только к тому, что дети ухудшались. Сначала им придумали какое-никакое образование…

Михневич:

– Сначала понизилась детская смертность.

Чичканов:

– Нет, подожди. Сначала их начали одевать. Потому что, как мы знаем, где-то до 17 века детской одежды как таковой не существовало вообще в природе. Потому что он не нужен был… тогда ребенок, как только мог делать работу, он сразу начинал работать…

Черска:

– Ребенок был не ребенком, а таким недовзрослым. Как только он мог выполнять функцию какую-то…

Михневич:

– Ну, конечно, пользу нужно приносить – кормить семью.

Чичканов:

– Да, да. И это вот первое, чем ухудшили. Затем врачи придумали учреждения, в которых этих детей рожают. И убрали естественную среду родов. То есть, никакого стога теперь, никакой бани… ее везут в учреждение с кафелем и заставляют там в неестественной позе рожать… Затем, чтобы извести молодежь вообще, придумали прививки. Потому что это очень страшная штука, из-за которой дети умирают. Затем придумали, что их надо кормить как-то по особенному и – регулярно. После этого придумали, что их надо еще и учить… Это называется высоким словом – подавлять его индивидуальность. И доподавили его природу до того, что природного ничего у него буквально не осталось, а осталось только вот это все – образование, прививки, защита от болезней и т.д.

Михневич:

– То есть, абсолютно противоестественный образ жизни?

Чичканов:

– Да. А еще ему и продлили жизнь. Раньше он вот рос-рос себе без этого всего 25 лет – и пока… А теперь, будь добр, мучайся! И огромное количество матерей, неизвестно откуда взявшееся, решило, что все это – и кормление грудью до школы, и отсутствие всяческих прививок, и специализированное кормление уже продуктами питания… Ира, чего там еще, добавляйте.

Черска:

– И совместный сон с родителями достаточно долгий… Ношение детей на руках и в слингах и нелюбовь к коляскам – то есть, нет коляскам, нет кроваткам, нет всяческим ходункам, нет бутылочкам…

Михневич:

– А почему же тогда «да» памперсу?

Черска:

– А, нет памперсу, конечно, разумеется. Естественные родители против памперсов, они высаживают ребенка, начиная с рождения.

Михневич:

– Что значит «высаживать»?

Черска:

– Геннадий Евгеньевич начал с того, что они видят знаки, которые подают дети и с первых дней жизни они вдруг понимают, что ребенок подает знак, что он хочет писать и его тащат в раковину, например…

Чичканов:

– …В этой психологической истории про насилие детей, которую мы подробно сегодня рассмотрим, очень много родительского дефекта.

Михневич:

– С точки зрения родителя он же поступает правильно, заботливо… Неужели интерес родителей в этом только собственный, не связанный с ребенком?

Чичканов:

– Интерес родителей собственный с того момента, как они решают ребенка зачать. В этих интересах ребенка не присутствует вообще, понимаешь…

Кстати, вот до 10 века где-то детей вообще за людей ведь не считали. Их и в пищу потребляли многозначительно, и сдавали куда попало, и так далее… То есть, вырасти в этом возрасте было достаточно сложно…

И сразу же возникает первый способ психологического насилия, о котором много пишут глянцевые журналы, называется он «грудное вскармливание от начала и до конца».

Черска:

– Ну, грудное вскармливание всячески приветствуется, в любой поликлинике висят какие-то выдержки из текстов ВОЗ, которые призывают кормить грудью… Все эти призывы были в какой-то момент актуальны, потому что считалось, что в советское время женщины меньше кормили грудью, потому что короткий декрет и они рано выходили на работу… А тут грудное вскармливание стало набирать обороты, что, в общем-то, неплохо. Почему, к примеру, не покормить ребенка грудью с полгода? Или, может быть, год? И тут вот начинают появляться вопросы к психологу – где граница? Сторонники естественного вскармливания считают, что такую границу должна обозначить почему-то не мать. Ее должен обозначить сам ребенок. Это так называемое самоотлучение. А самоотлучение может происходить в самых разных возрастах. Обычно, если ребенок переходит границу в два года… то есть, он уже говорить, двухлетний ребенок вполне может обсудить со своей мамой свои желания по поводу груди. А он не хочет от нее отказываться – он это может сформулировать словами – и он начинает требовать, у него случаются истерики и т.д. Отлучить ребенка в два года психологически действительно очень тяжело, потому что тебе кажется, что ты его просто отбрасываешь от себя и закрываешь в темной комнате.

Чичканов:

– А в шесть? Я видел ребеночка, которого мама подкармливала грудью на десерт, в 8 лет. На приеме…

Черска:

– Я видела 3-4-летнего ребенка – я погрузилась в глубокий шок. И читала еще про ребенка, который пошел в школу и самоотлучился в первой четверти.

Чичканов:

– Так вот, если говорить о грудном вскармливании. Вот почувствуйте, насколько дефект в знаниях порождает глупостей. Там есть базис под этой теорией и базис следующий – нет ничего прекраснее, естественнее и здоровее, чем материнское молоко… Первый вопрос – скажите тогда, а зачем у ребенка в шесть месяцев начинают расти зубы?

Михневич:

– Я могу сказать. Зубы-то растут молочные.

Чичканов:

– И что?

Черска:

– Нет, я могу сказать. Ближе к году начинают вводить прикорм и как бы зубы свидетельствуют о том, что какая-то твердая пища уже должна быть. А грудное вскармливание сохраняется, но оно не единственное, его становится чуть меньше…

Михневич:

– То есть, это как компот? На десерт, да?

Чичканов:

– Давайте возьмем звонок. Светлана, здравствуйте.

Светлана:

– Когда-то, лет 16 назад, я родила ребенка и так случилось, что пришлось отказаться от грудного вскармливания. И когда спустя 10 лет я рожала второго ребенка, я уже точно знала, что я буду кормить этого ребенка столько, сколько он пожелает и сколько ему будет необходимо. В итоге всей этой операции мы кормили до четырех лет, сами отказались и, естественно, молоко все сошло само на нет, у нас прекрасные отношения и по поводу совместного спанья, значит, с ребенком, он до сих пор с нами спит – вот ему уже седьмой годик и нам замечательно при этом… И по поводу введения прикорма. До полугода вообще ничего не давала… А потом он стал есть все то, что ели мы, но в разумных пределах, естественно. И я очень довольна, что я смогла поставить себе такую цель и эту цель достигла и желаю всем того же счастья. А по поводу того, что ребенок так кормится до семи лет, вообще я вам скажу больше – я считаю, что природой так задумано, что, пока не появятся первые коренные зубки, неплохо бы его и кормить до этого времени.

Чичканов:

– Отлично! Как я рад этому звонку!

Михневич:

– То есть, я попала в тему по поводу молочных зубов?

Чичканов:

– Безусловно! Вот первое издевательство над детьми – кормление грудью выше положенного возраста – где-то выше полутора лет. Почему? Психологически почему? До того, как ребенок не говорит, у него нет долгосрочной памяти. То есть, никто из живущих ныне на земле людей не помнит во взрослом возрасте сюжет, как он сосал мамину грудь, как мама моет ему попу и переодевает его. Это очень важный момент, который участвует в формировании и отношений между маленьким ребенком и его партнером того или иного пола, а также оказывает влияние на формирование всяких лечений вообще… Вот в 3-4 года ребенок уже помнит все – и в будущем это очень сильно аукнется… А у нас еще звонок. Здравствуйте, Александр.

Александр:

– Здравствуйте. Я бы хотел сказать, что природа умнее нас… молоко у кого раньше, бывает, заканчивается, у кого-то до семи лет оно идет. Допустим, у жены моего брата сразу закончилось молоко. А у моей жены все время было молоко и она давала другим матерям. У меня трое детей, кстати.

Чичканов:

– Меня радует, что отдавала ваша жена молоко другим матерям. Это очень хорошо.

Александр:

– А то, что у детей в шесть месяцев прорезываются зубы – это очень хорошо. Но молоко – это же иммунитет. А если раньше молоко пропало, ребенку же надо как-то жить…

Чичканов:

– Да, да, Александр прав – нужно давать, если избыток. И действительно молоко до года-полутора сохраняет, дает возможность ребенку сохранять иммунитет такой же, как у матери. Но после полутора лет корми молоком не корми, а эта история улетучивается. И дальше вот эта тема – чем больше ребенок растет, тем больше она начинает превращаться в отдаленное изощренное насилие. Почему? Потому что у него формируется память, у него формируется запрос на такое кормление и у него формируется привычка к такому кормлению. Чем отличается отучение в пять лет от отучения в полтора года? В полтора года ребенок поплачет немного, но никогда об этом больше не вспомнит. А в пять лет он, во-первых, поплачет, а во-вторых, обсудит это со всеми другими....

А сейчас у нас на проводе Алексей. Здравствуйте.

Алексей:

– Здравствуйте. Я детский врач и хочу на эту тему поговорить – она очень актуальна. Я с медицинской точки зрения скажу. У нас сейчас после модернизации здравоохранения, после перестройки всего здравоохранения изменились нормальные принципы, те, которые были заложены в советское время и те критерии, по которым развивались советские дети. То есть, у нас была выработана система питания, где рожденный ребенок каждые три часа получал грудь или молочную смесь, если у матери не хватало молока. Что сейчас мы видим? С роддома детей выписывают и говорят – кормите по требованию. Что значит по требованию? Это называется беспорядочное кормление. У ребенка нет ни режима питания, он теребит мать, он плачет по любому поводу, а мать думает, что он голоден. У него может быть вздут живот, у него может стрелять ухо, у него могут быть мокрые пеленка, а мать беспорядочно его прикладывает к груди. Поэтому разобраться в причинах плача ребенка невозможно. И еще – у матери не вырабатывается молоко, которое должно выработаться за три часа. У ребенка нет режима питания. И это идет поголовно. Педиатры перестали считать количество высасываемого молока… Вот в четыре месяца начинается первый прикорм – то есть, одно грудное кормление заменяется либо кашей, либо пюре… И к году ребенок уже переходит на полноценное питание. Он может еще получать в двенадцать или в три часа ночи грудь матери – однократно – и все. С этого возраста ребенок должен уже есть. В 8 месяцев ребенок должен схлебывать из чашки или из ложечки губами – это необходимо для речи. У нас нарушается это беспорядочно. У нас полностью разрушена система. А есть детская диететика – то есть, наука о питании ребенка, здорового ребенка. И есть – для больных детей, с разной патологией… Вся система эта разрушена. Педиатры это не считают. Количество нагрузки на педиатров увеличено. Почему люди бегут из поликлиники? Потому что невозможно работать.

Чичканов:

– Спасибо большое за интересный комментарий. Ира, ты же знаешь, ты у нас многодетная мать, что есть переднее молоко и заднее молоко?

Черска:

– Да.

Чичканов:

– Знаешь, чем оно отличается?

Черска:

– Да. Переднее молоко очень богато углеводами, а заднее – всем остальным.

Чичканов:

– Да. И в беспорядочном кормлении ребенок потребляет только переднее молоко.

Черска:

– Да. То есть, он высасывает переднее молоко – это, получается, бесконечное углеводное кормление, которое приводит к быстрому насыщению и к быстрому голоду.

Чичканов:

– Начинаются проблемы, в том числе, и с весом у ребенка. И доктор вот очень правильную вещь сказал… Когда мы начинаем ребенка кормить углеводами, мы формируем ему на всю жизнь пищевое поведение определенное. А это означает, что подвергнуть его такому насилию, значит получить всего лишь толстого ребенка, дальше – толстого мужика. А дальше – ранние болезни и ранняя смерть. И все это потому, что мы его насиловали. А почему насиловали? Потому что мы не спрашивали его, хочет он этого или нет, мы подсадили его на нездоровую систему. Когда мы говорим, что мы не будем давать ему еду в нужных ему количествах в том режиме, в каком сказал доктор нам сейчас, мы его насилуем, потому что мы отбираем то, что ему нужно по возрасту, и даем то, что считаем нужным. Расплатится он, как правильно заметил доктор, теми или иными болезнями и в будущем, и сейчас, в ближайшие годы. В результате, когда он сможет прийти к маме лет в 30 и сказать – зачем ты это делала все, она скажет – да я ж тебе добра желала. А все остальное – это наследственность, глупые люди и так далее. Вот поэтому это насилие. Когда ты берешь несознательное существо и делаешь ему заведомо то, что большими буквами в любой медицинской книжке написано – ни-в-ко-ем-слу-ча-е! Поэтому грудное вскармливание в режиме нон-стоп является насилием и пытками над ребенком. Давайте запишем это первым пунктом.

Михневич:

– А вот для чего все это? Какова цель?

Чичканов:

– Чтобы реализовать свои комплексы. Реализовать свои собственные проблемы. Реализовать свою собственную недостаточность. Вот мы говорили о том, что у всех этих течений есть собственная база… В конце мы поговорим о расплате.

Сейчас я хочу поговорить о следующей тенденции, которую считаю совершенным насилием над детьми – это антипрививочное движение, которое растет, ширится и я даже не представлял, Ира, каких размеров оно достигло. На прошлой неделе я был на родительском собрании в детском саду и директор говорит – вы знаете, мы в прошлом году даже не приглашали врачей и медсестер для того, чтобы сделали прививки в садике детям.

Черска:

– То есть, такое количество отказов?

Чичканов:

– Да. Но там есть внятные родители, которые спросили – почему? Вы знаете, говорит, 90% родителей написали отказ от прививок в детском саду.

Черска:

– Это огромная цифра. Единственное, может быть, не все хотят прививаться отечественными вакцинами?

Чичканов:

– Да. Но я так не думаю. Даже если половина действительно привились в этих центрах, цифра все равно фантастическая! Цифра потрясающая. Под этим антипрививочным движением есть база. Выглядит она так. Первый пункт – ребенку нужно тренировать иммунитет. А для этого он должен сам переболеть… и когда он переболеет и, если он выздоровеет… В принципе, эта теория – это чистый дарвинизм – выживает сильнейший. Только она негуманна. Потому что если этой теории следовать, то когда-то мы переступим эпидемический порог – то есть, количество непривитых детей превысит количество привитых детей и вот тогда начнется корь. А люди же не понимают, что такое болезни, от которых прививают детей. Вот типичное рассуждение мамы в детском садике следующее – я тоже в детстве болела корью, ну и что, выздоровела, смотрите! Но никто не знает статистику…

Валентина:

– Здравствуйте. Я вот что хотела бы сказать. Мне сейчас будет 66 лет. Я сейчас живу без единой прививки. Но так вот получилось по жизни. Поскольку мне неудачно сделали первоначальную прививку и я чуть было на тот свет не ушла. От оспы мне делали прививку и занесли инфекцию. До двух лет меня кормила мама грудью. Ну, может, так случилось, что по жизни я переболела всеми детскими болезнями. И вот недавно я приобрела очень интересную книгу Галины Петровны Червонской «Прививки – миф или провокация века?»

Чичканов:

– Спасибо вам большое… Мы передаем ей большой привет. Я расскажу о ней. Так вот, действительно, до сих пор корь является заболеванием, от которого умирает больше всего детей. Непривитых, естественно. Корь – это болезнь, обладающая стопроцентной заражаемостью… Мало кто понимает, что течение этих болезней у привитых детей и у непривитых совершенно разное. И результат разный. Я не буду говорить про дифтерию, про столбняк – тут все понятно. На прошлой неделе я вот читал письмо нашего санэпидназора, разосланные в детские учреждения Москвы о том, как надо поступать с непривитыми детьми. Существует такой миф о том, что непривитых детей в государственные садики не берут сейчас…

Черска:

– Берут, берут. Не далее как два дня назад меня спрашивали в поликлинике – вы хотите прививаться или пишите отказ? И при этом они бы оформили медицинскую карту.

Чичканов:

– Что пишет санэпиднадзор сейчас в садики на тему прививок? Они пишут – вы должны брать непривитых детей потому, что вы имеете право. Но, если вдруг начинается любая эпидемия, все непривитые дети должны быть из садика убраны. И вернуться они туда смогут только после карантина… Я хочу, чтобы мы ушли от медицинской истории и перешли больше к психологической. Мы сейчас прошли основные прививки, а я хочу сказать, что есть еще и дополнительные. Такие смешные прививки, как от гриппа, от ветряной оспы… Вот та оспа, от которой прививали нашу слушательницу в 1946 году, она благодаря прививкам уничтожена. А знаешь, как начиналась борьба с оспой? Это было очень давно, когда Пастер изобрел прививку и дело было во Франции, а эпидемии были страшные – косило городами людей. А знаешь, как делали прививки? Коровы заболевали оспой и из коровьей оспы, из этих волдырей, которые получались, выделяли состав и им мазали места. А французы прививаться не хотели, они рассуждали так, как сейчас рассуждают лидеры антипрививочного движения. Вот если почитать историческую книжку про тот период и сравнить аргументы французов 19 века и сегодняшние аргументы, они в общем-то ничем не отличаются.

Черска:

– Какие там были аргументы?

Чичканов:

– Я не про аргументы, я про историю больше хочу сказать, потому что она важней. И лично король Франции начал делать прививки демонстративно себе, своим детям, своей жене и показывать придворным, чтобы народ убедился, что это делать надо. Таким образом вовлекая людей в процесс. Вообще от этого очень многое зависит. Я тут вспомнил, что точно так же, например, американские президенты приучали американскую нацию бегать… То есть, оспу истребили благодаря прививкам, ее нет. Полиомиелит, который косил людей городами, единичный случай. Только сейчас и только на постсоветском пространстве начинает снова появляться… Я напомню, на западной Украине, а она в основном сельская, население менее образованное, и в результате более податливое на естественные теории из прошлого, там в прошлом году была чудовищная эпидемия кори. Со смертельными исходами. После чего прививки стали востребованными. Возвращаюсь к психологии. Вот ребенок все время болеет. Это очень хорошо видно по детскому садику. Если в детсаду структурировать детей, то не нужно быть богом, чтобы понять, что ребенок, привитый по полной программе, получающий включая сезонные прививки от гриппа и получающий прививки от таких инфекций, о которых вообще никто не знает, как гемофильная, например, которая поражает именно детей, и большинство заболеваний в детском саду, как правило, 50% – верхних дыхательных путей – связаны с гемофильной инфекцией, они болеют неделями. Как ты думаешь, как это отражается на психологическом состоянии ребенка?

Черска:

– У него с адаптацией должно что-то происходить.

Чичканов:

– Конечно. У него хуже двигается речь. Потому что у детей речь вообще двигается только в результате общения со сверстниками. И именно для этого придуманы детские сады – это мы переходим на следующую мракобесную историю о том, что детские сады это отсталое изобретение советской эпохи. Только в совместной игре и в деятельности дети могут развивать речь и развивать навыки, которые потом закрепляются на всю жизнь. А какие навыки они развивают? Знакомиться. Вступать в контакт, в том числе, с незнакомыми людьми своего возраста. Совершать вместе с другими детьми совместную деятельность – строить пирамидки, играть в песочнице, делиться игрушками. И эти вещи вроде никак не связаны со взрослой жизнью, а именно в этом возрасте закладывается то, как человек будет коммуницировать с миром во взрослом возрасте… И в результате часто болеющий ребенок недополучает в развитии, у него снижается самооценка. Во-первых, потому, что он болеет. Во-вторых, потому что он не имеет друзей, как правило… Любой руководитель детского сада – и моя статистика в детском саду, которую я усиленно веду, свидетельствует о том, что привитые дети ходят, даже когда грипп, даже, когда ветряная оспа, даже когда краснуха и что угодно. Большой аргумент, кстати, антипрививочников, психологический, состоит в том, что они говорят – вы своего ребенка прививайте, он же защищен, а наших – не трогайте! Не проблема. И пусть живут. Вопрос в том, что нужно осознавать, что ребенок будет болеть больше… а сейчас даже маленьким детям говорят – вы должны ходить постоянно. Программа, программа, программа. Ребенок должен успевать. И это очень психологически. Потому что это, наверное, последнее, что нужно сказать об этом, – в развитии детей есть так называемые сенситивные периоды. Это такие пограничные периоды, когда они обязаны усваивать определенные навыки.

Михневич:

– Когда они наиболее восприимчивы к восприятию этих навыков.

Чичканов:

– Это единственные окна, которые потом закрываются. Если ребенок до 4-5 лет не начал говорить, например, все – никогда. И таких навыков очень много. То есть, очень четкие есть таблички, в которых написано, что должен ребенок уметь делать и как это связано. Вот доктор, звонивший нам, очень правильно сказал, что еда с ложечки опосредует развитие речи. Вот как это может быть? А так это может быть. Поэтому ребенок, не получающий прививки, отстает в психологическом развитии, а это является формой психологического давления и издевательств над ним.

Черска:

– А какие последствия от прививок?

Чичканов:

– Сижу я с дочерью, которая получает очередную прививку, у кабинета и беседую с женой. А жена мне говорит, что ее подруга рассказала ей ужасающую историю о том, что смертность от прививок составляет 20%. Я к чему это? Что такое 20% смертности? 100 человек вошло в прививочный кабинет и 20 уехали в морг оттуда. Кто-нибудь в это верит? Ты веришь в то, что вот 100 человек вошло в прививочный кабинет и пятая часть умерли?

Черска:

– Да нет, конечно.

Чичканов:

– Хорошо. Ты веришь в то, что 100 человек вошло в прививочный кабинет и один из них умер?

Черска:

– Да я практически уверена, что никто не умер, но бывают какие-то там осложнения…

Чичканов:

– Все эти сказки начинаются из роддома, когда говорят, что сейчас столько детей умирают… Ты веришь в то, что в роддом, в котором смертность 1%, выедет 12 комиссий и будут большие разборки?

Черска:

– Безусловно.

Чичканов:

– А знаешь вообще какая у нас детская смертность?

Черска:

– Честно говоря, нет.

Чичканов:

– В родильном доме, например, на 1000 человек у нас в среднем умирает 10 детей сейчас. Но тут важно понимать опять же что такое статистика. Статистика дает общий фон. Вот 1000 детей родилось, 10 из них умерло в среднем. Это 0,1%. Но она не говорит о том, какие это дети умерли. Все всегда считают, что если вот эти 10 – это здоровые. Нет, она не комментирует из этих 1000 детей сколько родилось здоровых, сколько родилось с патологией и сколько было в результате патологии, с которыми они родились, обречено умереть сразу же. Она просто дает сухую цифру. Кто знает, какая детская смертность в странах Африки, приближенных к естественной среде?

Михневич:

– Сложно представить даже.

Черска:

– Можно предположить, что процентов 30.

Чичканов:

– На 1000 живорожденных детей 185 из них умирает. Это где-то 18%. Чувствуешь разницу в цифрах? По сравнению с Африкой у нас – очень мало умирает. И это потому, что у нас развита медицина… Я был свидетелем такой истории. Все думают, что дома рожают в каких-то идеальных условиях. У всех есть евроремонт, стерильность… На самом деле все иначе. Была история совершенно чудовищная, когда пришла педиатр домой к такой роженице, а та лежит на полу, на тряпочке, ребенок прикрыт другой тряпочкой, окно открыто, потому что нужен свежий воздух и она говорит – как же так, педиатр срочно вызвала скорую и у меня ребенка забрали, сволочи, не дали развиваться ему естественным образом…

Возвращаюсь к прививкам. Кто-нибудь знает статистику смертности от прививок? Это 0,0001%.

А дальше у нас идет такой большой круг вопросов – что такое осложнение? Бывает, ребенок температурит – это не осложнение, это нормально. Например, мою дочку, когда ей сделали прививку против краснухи, немного обсыпало. Это нормально, это не осложнение. Но тут важна сравнительная величина, его нужно с чем-то сравнивать. А сравнивать нужно с чем? Что было бы, если бы этого не сделать. Вот про корь и основные заболевания мы проговорили. То есть, совершенно доказано следующее – что прививки уменьшают смертность, а не увеличивают. Второе – что прививки освобождают людей от необходимости болеть огромными количествами заболеваний, которые не укрепляют иммунитет, не развивают психику, а подавляют иммунитет и, как мы уже выяснили, подавляют психическое развитие детей. И в этой связи любые аргументы, которые приводят люди, называются вздором и мракобесием. И ничего больше. А как говорит мой знакомый профессор Ваганов, он очень правильно говорит, мракобесие обсуждать нечего, потому что мракобесие не нуждается в доказательствах, оно самодостаточное, потому что оно во мраке бесится. Возьмем звонок. Здравствуйте, Сергей.

Сергей:

– Добрый вечер. Я думаю, что насилие в момент прививок, в момент грудного вскармливания – это уже поздние формы. Насилие начинается гораздо раньше. К примеру, есть такая статистика, что у нас полтора миллиона дородовых убийств, из них только мизерный процент по клиническим показаниям. Остальные все по социально-психологическим причинам. Казалось бы, вот оно где первое насилие. Ан нет, оно начинается еще раньше. В свое время я поработал в крупном женском общежитии крупного университета и среди молодых особ, незамужних, мне приходилось там общаться по хозяйственным нуждам, и я их спрашивал – девочки, почему же вы до 22 лет в большинстве своем доживаете, а замуж не выходите, детей не рожаете? Они мне честно отвечали – в подавляющем большинстве – родители сказали, что, если что, то грозили самыми крайними мерами. То есть, насилие со стороны родителей начинается еще тогда, когда ребенок находится в состоянии замысла. Ему даже не дает сформироваться в замысле, не говоря уже о том, чтобы быть зачатым…

Чичканов:

– Ах, спасибо вам, дорогой радиослушатель. Вот обязательно мы должны записать дородовое такое совершенное насилие. И к тому, что он сказал, я бы еще добавил виды насилия. Прихожу в роддом. В коридоре роддома, в отделении патологии беременных стоят беременные женщины, в количестве шести штук. Что они там делают, как вы думаете? Они стоят там и курят. Какую связь вот это курение имеет к насилию, как думаете?

Михневич:

– Ну, ребенок гипоксию не заказывал, точно.

Чичканов:

– Молодец! Ребенок гипоксию не заказывал. А гипоксия это вообще что такое?..

Михневич:

– Если во взрослом состоянии думать с точки зрения начала жизни, то всегда хочется, чтобы условия начала жизни были как-то получше.

Чичканов:

– Ладно, давайте скажем так – в результате гипоксии развивающийся плод не получает кислород. И что происходит с ним? Развитие замедляется. То есть, ребенок, который недополучал кислород при беременности, выходит заведомо предрасположенным к болезням, умственной отсталости. Он будет меньше весить, он будет больше болеть… А дальше вступает в действие психология. Вот этот изначально больной и чахлый ребенок уже изнасиловал психически… К шести годам, когда родители таких детей устают биться с гипоксией, они приходят к врачам – обычно это случается в мае, когда в сентябре надо идти в школу, и говорят – любые деньги…

Михневич:

– …сделайте здоровенького, умненького…

Чичканов:

– Я таких случаев лично видел много! И наш слушатель абсолютно прав. Возьмем еще звонок. Здравствуйте, Надежда.

Надежда:

– Здравствуйте. Я бы хотела сказать по поводу прививок. Может, это недоверие к медицине? В свое время моему ребенку прививку от кори сделали очень поздно. Но это по причине того, что сам лечащий врач, а у ребенка с трех лет был пиелонефрит и врач вел его…

Чичканов:

– Ну, конечно, это особая ситуация.

Надежда:

– То есть, врач наблюдает ребенка и знает его патологию и все. А сейчас, мне кажется, в поликлиниках часто меняются врачи и им большей частью не так интересны дети… и, может быть, у родителей такой стереотип сложился, чтобы обезопасить себя – что прививка может нанести его ребенку вред. Может быть, этим можно объяснить?

Чичканов:

– Спасибо большое за звонок. Я, кстати, не могу этим объяснить. Это нужно объяснить вот какими вещами. Снижением уровня образования – первое. Магифрения, которая процветает в стране 20 лет, – вера в магию. И могу сказать по этому поводу только словами доктора Хауса. Помнишь, к нему пришла женщина и сказала – мы не делаем прививки, потому что не хотим финансировать фармацевтические компании. Он пожал плечами и сказал – ну, не хотите финансировать фармацевтические компании, будете финансировать производителей детских гробиков. Взрослая жизнь устроена так, что, если ты не хочешь финансировать одно, ты будешь финансировать другое. Не бывает такого, что вот ты закрылся – и ты в домике…

Черска:

– Надо будет в следующий раз поговорить об образовании, мне кажется.

Чичканов:

– У нас вообще недоверие к науке сейчас. У нас все считают, что жить надо по Гарри Поттеру. Находишь волшебника – он палочкой взмахнул – и все! А если так не получается, приходишь к волшебнику и говоришь – любые деньги!.. Поэтому это, конечно, абсолютная безответственность. И еще раз повторюсь, что она ведет к отставанию ребенка в развитии, что является психологическим насилием. И психологическое насилие это усиливается с возрастом. Вот родители рожают ребенка в такой ситуации. Она курила. Дальше он болел много, он такой худенький, вяленький. А в школе они хотят гения же, поэтому он в год должен сидеть на горшке, в три года – читать, в пять лет он должен решать простые уравнения и знать английский язык. А к 9 годам он должен знать четыре языка. А он, бедолага, один не может выучить в результате того, что ему родители создали. Но родители в этот момент начинают предъявлять претензии не себе, а ему, прежде всего, говоря, что он лентяй, что он не может сосредоточиться. А он не может.

Черска:

– В этом смысле родители делятся на две большие группы. Некоторые начинают во всем винить школу, врачей и так далее.

Чичканов:

– Да. А все, ничего не сделаешь. «Фарш», как пела Пугачева, невозможно провернуть назад и «мясо» из него не восстановишь. Это, конечно, метафора жесткая, но, если говорить о детях, то очень серьезная проблема с тем, что сначала родители формируют зону давления, а потом ее используют. И вот такой ребенок с низкой самооценкой, недоученный, идет по жизни. К 12 годам его объявят ребенком с гуманитарным складом ума и в итоге он пойдет в педагогический институт…

Черска:

– …а потом придет учителем в школу? Это же страшный круг!

Чичканов:

– Ну а чего? Это реальный факт у нас. Я посмотрел результаты ЕГЭ в этом году… Самые низкие баллы по ЕГЭ у поступающих в педагогические вузы – самые низкие пропускные баллы по ЕГЭ.

А сейчас я хочу начать с чистой психологии. Вообще большинство привычек, которые дети несут по жизни потом становясь взрослыми, формируется в раннем детстве.

Черска:

– До года, до трех?

Чичканов:

– До шести. И основной очень важной привычкой, которая окажет влияние впоследствии на всю жизнь этого человека, является сформированное пищевое поведение. Отношение к формированию пищевого поведения у нас чудовищное. Оно напрямую связано с насилием. У нас в стране очень долгое время был голод – война была и так далее. А с другой стороны был большой дефицит продуктов питания. И у нас принято до сих пор закармливать детей всеми возможными способами… И еще – обязательно ребенок должен есть горячее. Суп – каждый день.

Черска:

– Но это же неплохо – суп каждый день.

Чичканов:

– Это никак. Если детка не ест суп, а просто мясо, да еще к тому же и рыбу с овощами – это же не полноценная детка. А если она еще не употребит после этого шесть булочек – это не пережить просто…

Черска:

– Да, родители и бабушки будут очень взволнованны…

Чичканов:

– Сегодня детей дошкольного возраста с лишним весом чудовищное количество.

Михневич:

– Я очень часто встречаю в метро мам, очень хорошо одетых, хорошо выглядящих, явно занимающихся фитнесом, у которых страшно толстые дети. При этом они прямо в метро кормят детей булочками, соками, которые содержат огромное количество сахара. Что-то фантастическое происходит!.. Как это понять?

Черска:

– Дети, которые гуляют по городу, просят булки, просят Макдональдс и просят сок. Но там есть момент, который меня очень интересует. Как мать. Когда начинается прикорм, конечно, там начинаются истории – ребенок не полюбил кабачок, ребенок не полюбил еще что-то и мама, желая, конечно же, добра, начинает ребенка заставлять есть. Она может кричать, она может этот кабачок запихивать в него много раз….

Чичканов:

– Смотри, сколько форм насилия ты назвала сразу. Крик. Запихивание.

Черска:

– Конечно. Ребенок сидит в стульчике и он в большом ужасе!

Чичканов:

– Хорошая форма насилия, мною часто наблюдавшаяся – если ты любишь маму, съешь эту ложечку. А теперь съешь ложечку, если ты любишь папу.

Черска:

– Да. Но дальше-то перебираются все до собачки… И что делать? Ты к нему с кабачком, а кабачок летит на другой конец кухни. Как себя вести?

Чичканов:

– Убрать кабачок. Что такое голод?

Черска:

– Голод – это физиологическое ощущение.

Чичканов:

– Голод – это не тетка. И, если это реальный голод, он возникает у ребенка вне зависимости от желания матери или самого ребенка. Даже если очень капризный ребенок, он рано или поздно захочет есть. И если ему не подкладывать булочку и если ему не впихивать что-нибудь каждые 10 минут, он захочет есть тогда, когда надо. И ничего не сможет с этим сделать. Потому что там есть механизм, мы знаем, – сахарок в крови упал, чувство голода появилось. И ребенок пойдет есть, никуда не денется. Если ребенок не хочет есть, это не значит, что он не уважает мать – сразу скажу. Это не значит, что он такой же козел, как его отец. Это совершенно не значит, что это бабушка в очередной раз сделала что-то не так. Это значит, что он не хочет есть. И если ребенок, когда он не хочет есть, не ест, это нормальное пищевое поведение. Если ребенка кормить насильно, он поимеет пищевое поведение, которое мы видим у людей во взрослом возрасте. Выглядит оно очень просто – они едят каждый раз, как видят еду и съедают все, что лежит на тарелке. Если мама ставит на стол – ты должен есть…

Черска:

– Ну, многие люди не могут просто выйти как бы из такого круга. Потому что можно как-то себя научить не заставлять ребенка есть, но когда ребенок не просто не хочет есть, а он хочет другое…

Чичканов:

– Надо рефлексировать состояние следующим образом. Да, ребенок должен есть определенное количество раз в день. И вот это определенное количество раз в день не пришло из космоса, оно основано на строго научных наблюдениях, физиологических обоснованиях и т.д. Если ребенок не ест определенное количество раз, надо делать ровно одну вещь. Надо не рассказывать ему про маму, которая много готовит, а надо отрефлексировать ситуацию, почему это происходит. Как правило, если ребенок здоров, в перерывах между этими кормлениями он что-то ест… Значит, в перерывах между этими приемами пищи ребенок должен играть, гулять – но не есть. Это очень важный момент. Второе – когда мама, занимающаяся фитнесом, дает ему булочку, она поступает в соответствии с теорией естественности. Потому что в стародавние времена выливать агрессию издевательства над ребенком было нормой. Это описано в истории психологии очень хорошо… Покормить ребенка – это процесс… Нужно сесть, нужно, если ребенок говорит, спросить у него, что он хочет съесть…

Черска:

– Это как раз очень двойственный вопрос. Потому что поставить ребенка перед выбором – ребенок начинает ужасно зависать…

Чичканов:

– Чтобы выбор не стал насилием, грамотный родитель, психологически подкованный, завсегда насилие готовит правильно, чтобы это не было насилием.

Черска:

– Как предложить ребенку – или-или?

Чичканов:

– Как предложить девушке выйти замуж так, чтобы она не отказалась? Нужно спросить – Маша, ты выйдешь за меня замуж через месяц или через полгода? Ты как бы Маше дал выбор. Это такое упражнение, которое называется выбор без выбора. И Маша может выбирать. Но за этим выбором стоит абсолютная предопределенность.

Черска:

– А как это будет с борщом? Надо спросить – что ты будешь: борщ или мороженое?

Чичканов:

– Чтобы ребенок все время хотел мороженое, надо перед этим чтобы мама ему все время давала. А если мама ему все время не дает мороженое, он его все время не хочет. Это ключевая вещь.

Михневич:

– У меня есть знакомая семья, которая прячет в очень странных местах квартиры сок, который с сахаром, ребенок находит и говорит – мне вот это.

Чичканов:

– И эта игра будет продолжаться у них всю жизнь. А потом они начнут прятать водку. Это очень опасная ситуация… Там всей семьи делать нечего. Это очень созависимые отношения, это совсем другое… Так вот, грамотная мама не будет спрашивать – ты хочешь есть? – это большой выбор.

Черска:

– Значит, выбор нужно сузить?

Чичканов:

– Да. До двух пунктов. И ребенок с радостью его сделает. Но он будет предопределен. Ты будешь есть котлету или рыбу? Но сейчас в сегодняшнем обществе это не представляет труда – мясо или рыбу – выполнить любое в течение 15-20 минут. Приготовить еду сегодня достаточно простая задача. И ребенок, выбрав из двух пунктов, будет с большим удовольствием это есть. Потому что в его понимании – это он тебе сказал. А когда я ставлю ребенку просто на стол то, что есть, – это насилие.

Черска:

– То есть, любую еду нужно предварять таким вопросом?

Чичканов:

– Конечно. Но на самом деле во всем этом желании ребенка есть биохимический механизм. И если его не спрашивать, можно очень серьезно повредить его пищевое поведение таким насилием. Почему? На самом деле вот этот наш запрос внутренний, у ребенка особенно он развит, он хорошо себя слышит и он востребует определенный продукт с какой-то внутренней целью. Вообще это очень полезно жить в согласии с внутренними требованиями организма. Если организм хочет соленого – значит, что он хочет соленого. И так далее. Проблемы пищевого поведения и его серьезных изменений начинаются тогда, когда организм твой реально хочет кислого, а ты ему даешь сладкое…

Черска:

– А зачем есть сладкое, если хочешь кислого?

Чичканов:

– Вот если ты не спрашиваешь ребенка, что он хочет, а хочет он, к примеру, огурец, – а ты ему даешь запеканку из творога… Скажи, будет что-то страшное, если он поест на завтрак огурцы?

Черска:

– Думаю, что нет.

Чичканов:

– А у нас будет каша… Но сегодня у нас разнообразное питание доступно в течение круглого года и я очень радуюсь, что сейчас в детских садах много фруктов, много овощей. Поэтому то меню, к которому привыкли наши бабушки, оно сегодня разнообразнее. И если мы насилию подвергались в детстве по нужде, то сегодня в этом нет никакой необходимости. А стереотипы поведения сохранились…

Черска:

– Если в семье несколько детей, они могут хотеть разное… Но это бесконечные скандалы. К сожалению, когда много детей, масса вещей унифицируется, иначе невозможно.

Чичканов:

– Конечно, особенно это видно по детскому саду.

Черска:

– Соответственно, кто-то подвергается насилию. Как здесь быть?

Чичканов:

– Безусловно. Но наша задача это минимизировать… Вот даже в детском садике сегодня есть заложенное меню, при котором отказ ребенка от одного из продуктов он взаимозаменяем. То есть, ребенок может не съесть запеканку, но он съест мясо… И таким образом все понимают, что он поест, он возьмет свое. И вот это очень важный нюанс – выбор из двух у ребенка надо формировать. Ребенка нельзя кормить, если он не голоден. Ребенком нельзя манипулировать, говоря о том, что еда есть любовь к близким родственникам, которые старались. И последнее и очень важное – говоря о мамах в метро, огромный объем детского насилия связан с быстрым питанием. Потому что быстрое питание облегчает жизнь родителям, но обрекает ребенка на большие психические проблемы. Потому что он сформирует неправильное пищевое поведение, которое приведет к ожирению, которое нужно будет лечить. А лечится оно очень сложно. Но бывает вот ситуативное ожирение, которое возникает во взрослом возрасте в результате разных психологических травм и т.д…. А вот то, которое сфомировано в детстве, лечится очень сложно, потому что это на уровне рефлекса уже, на уровне привычки. И с этим ничего нельзя сделать. У человека, который получает эту направленную модель в детстве, он ведет себя по жизни, как изнасилованная девушка в молодом возрасте. Он не может уже по другому, потому что он не знает другого примера. В этом смысле результат насилия и выход из него абсолютно одинаков.

Звонок от Сергея:

– Вот по поводу церковно-епархиальных школ. Там маленько уклад другой. И дети разные. И из богатых, и из бедных. И есть люди воцерковленные и не воцерковленные, но просто на детях это все вот отражается.

Чичканов:

– Что вы имеете в виду?

Сергей:

– Ну, там более жесткий уклад жизненный. Вот какое ваше отношение?

Чичканов:

– Мое отношение к церковно-епархиальным школам простое. Я люблю нашу Конституцию российскую и там написано, что церковь отделена от государства. И все. Образование, я считаю, должно быть светским. Я в это искренне верю и считаю, что здесь вообще иное мнение недопустимо. Для меня понятие религиозное образование, как образование общего профиля, оно удивительно. В 21 веке оно удивительно. Хотя когда-то, безусловно, оно носило большие возможности. И в этой связи я не очень это люблю. Ребенок нуждается в режиме…

Черска:

– А есть ли вот эта грань? Дисциплина… Есть же какие-то запреты, да? Безусловно, они должны быть. А насилие это или нет?

Чичканов:

– Ребенок нуждается в режиме. Как отделить насилие от режима? Очень просто. Насилие начинается тогда, когда ты два года жизни ребенку говоришь – никакого режима, кормление по желанию и т.д. И вдруг в три года ты говоришь – картинка изменилась, первая серия закончилась, начинается вторая… Теперь ты ходишь строем и так далее.

Михневич:

– Но во многих же культурах, об этом можно много прочитать, что сначала ребенка растят, ему можно абсолютно все, ему все прощается до 6 лет, а начиная с шести лет в Японии или где-то там на востоке начинается муштра…

Чичканов:

– Как мне представляется, как психологу, надо воспитывать в это время у детей именно чувственную составляющую. Через нельзя воспитывать чувственную составляющую. Вот почему ему нельзя?

Черска:

– То есть, есть какие-то более сложные вещи, которые можно объяснить, но нельзя начинаются в возрасте, когда…

Чичканов:

– Давай с простого начинать… Ребенок должен быть алгоритмичным, да. Если нельзя, то это нельзя и сегодня, и завтра – это раз. Второе – ни один ребенок не воспримет длинное объяснение… В этом возрасте очень эффективно развивается чувственный механизм. То есть, нельзя потому, что мама расстроена этим.

Черска:

– Это не манипуляция?

Чичканов:

– Нет. Ты расстраиваешься, когда ребенок пальцы в розетку засовывает?

Черска:

– Безусловно.

Чичканов:

– Ты расстраиваешься, когда он обжигается?

Черска:

– Да, конечно, очень.

Чичканов:

– Ты расстраиваешься, когда кто-то из твоих детей делает что-то нельзя, падает и набивает шишку?

Черска:

– Я никогда не пользовалась именно таким объяснением… Мама может расстраиваться по миллиону поводов…

Чичканов:

– Знаешь, это хорошая мотивация. Потому что для маленького ребенка она очень понятная.

Черска:

– Тогда у меня вопрос – когда начнется вторая серия?

Чичканов:

– А вторая серия начаться не должна. Потому что, когда мама расстраивается, хорошо сообщать об этом ребенку. Всегда. И это не манипуляция. Именно потому, что это – не ложь. А в дальнейшем выбор-то будет заключаться в чем? Мама будет продолжать расстраиваться, но, поскольку ребенок растет, за этим будет следовать какое-то объяснение… И у ребенка будет складываться собственное мнение.

Черска:

– Это какой возраст?

Чичканов:

– Это начнется годам к 7-8, но прорвет к 12-13. И к 14 годам он научится вне принудительной системы с маминым расстройством справляться. Это история про границы. Вот сейчас мы должны большой разговор поднять про границы. Вообще все истории, которые мы сегодня обсудили, очень связаны с нарушением границ.

Михневич:

– Чем, по сути, и является насилие, да?

Чичканов:

– Да. И вот еще одну мы историю не обсудили. Это совместный сон. Совместный сон преследует одну цель – облегчает жизнь матери.

Черска:

– Да, это достаточно удобно.

Чичканов:

– Но это является абсолютным нарушением границ ребенка, потому что лишает его собственного пространства и не формирует его, что во сне и в кровати важно втройне. И является нарушением пространства родителей. Личного. Которое вне зависимости от того, сколько у родителей детей, должно существовать. Нарушение пространства такого рода приводит к тому, что у детей не формируется явным образом позиция – где свое, а где чужое. Я знавал семью, в которой девушка не могла никак выйти замуж по той причине, что, когда она приводила домой нового мужчину, ее уже достаточно взрослый ребенок, 12-лет, каждую ночь вскрикивал «Мама» и приходил к ним спать… А поскольку это не было вовремя отделено…

Черска:

– А когда сепарация должна быть?

Чичканов:

– Ребенок должен спать в кроватке сразу. Неважно, где она стоит. Но он должен понимать, что это его… Дальше у него должна быть своя кроватка, свой уголок, свое место. Даже если оно маленькое. И он должен там жить. Вот сепарация, в принципе, очень хорошо, когда происходит вместе с отрывом от груди. Люди, которые говорят о синдроме ранней детской смертности, о том, что те детки, которые спят одни… Все это чушь… Но истории о том, что те дети, которые спят с родителями, здоровее – не существует. Важный вопрос – все почитатели талантов совместного спанья об этом говорят. Вообще все эти люди мракобесные пытаются довести любую ситуацию до абсурда. Они говорят – что ж, если ребенок приходит утром в кровать к родителям, так это нельзя? Нет, можно и нужно. Это нормально. Но он из своего пространства пришел к вам, а потом ушел. К чему еще приводит совместное спанье? Оно приводит к ранним детским страхам. Ребенок не приучается находиться один. И отсюда очень много проблем. Эти дети хуже адаптируются в детских садах. Хуже спят ночью. Они боятся темноты. То есть, у них страхов значительно больше. Потому что они вот эти границы не чувствуют. А любой человек, который не чувствует границ, у него всегда больше страхов… Это очень опасно для развития ребенка…

Черска:

– Да. Надо вообще помнить о том, что он отдельный человек. Удивительное количество мам, как только у них рождаются дети, они забывают вообще местоимение «я», они говорят только местоимение «мы». От «мы покакали» до «мы собрались» что-то сделать. У них больше нет «я» и нет «он» и «она». Мне кажется, это тоже про границы.

Чичканов:

– Да. Про границы у мам. Если пойти куда-нибудь в коллектив на родительское собрание, это очень хорошо видно. Причем, по очень мелким признакам… Нарушение границ на самом деле большинство людей раздражает, у которых границы есть и они это чувствуют… этих мам на собрании очень хорошо видно… В жующем грудь в шесть лет ребенке большая история про границы! Потому что ребенок, не отделившийся от мамы, воспринимающий грудь до сих пор как объект кормления, будет по особенному воспринимать грудь своей будущей избранницы.

Черска:

– Очень жаль, что об этом как-то неловко говорить, но это интересная тема…

Чичканов:

– Да. Он будет хотеть, чтобы его кормили с груди, у него будут возникать специфические желания на эту тему… Это будет. Потому что он будет воспринимать грудь особенно.

Черска:

– А что при этом чувствует мать? Когда она сохраняет все это? Когда она поддерживает это в своем ребенке?

Чичканов:

– А что она чувствует, как ты думаешь? Там есть сексуальный подтекст, безусловно… Там есть оргазмическая составляющая во всех этих историях. И это она и чувствует.

Черска:

– Да, об этом я и хотела сказать. Но при этом не рефлексирует?

Чичканов:

– Конечно. А чего рефлексировать? Чувствуешь и чувствуешь…

Прививка – тоже нарушение границ…

Именно поэтому, я думаю, у нас такое сопротивление ювенальной юстиции. Потому что, если посмотреть ювенальную юстицию по канонам развитых стран, в которых детская смертность не 10 на 1000, а 3 на 1000, нам есть куда стремиться. Но она там значительно более жестокая по отношению к родам на тряпочке, к отсутствию прививок и так далее…

Черска:

– Тем не менее, она меня пугает ювенальная юстиция.

Чичканов:

– Почему она жестокая? Потому что большим достижением нашей цивилизации на сегодняшний день является отношение даже к родившему ребенку, как к полноправному человеку. И это означает в свою очередь, что насилие по отношению к беззащитному и неразумному должно караться значительно больше, чем насилие к обычному человеку. А если мы хотим вернуться в мракобесие, мы должны сказать – ребенок собственность своих родителей, он ничто и в 16 лет, когда девушка подрастет, мы выдадим ее замуж за того, на кого укажем пальцем.

Мы обсудили только маленькую часть того насилия, которое в наших семьях регулярно совершается с детьми. Мы очень просим вас – любите своих детей, не насилуйте их, давайте им выбор и давайте им возможность прожить счастливую жизнь, будучи гражданами развитой страны в 21 веке. Ведь это так важно. До свидания!