Как рожали в старинУ!!! Прочтите… это удивительно и интересно

В ежедневнике который я веду… описано немного истории… Пришлось немного попотеть над клавой… но дело того стоит...!!! прочитайте… это интересно… Буду ждать коментариев:)))

И в глубокой древности и в наши дни один из наиболее сложных и напряженных моментов в жизни каждой семье – роды. Опасения за их благополучный исход, за судьбу младенца заставляли беременную и ее родственников скрывать от посторонних таинство зарождения новой жизни, чтобы защитить ее от порчи и дурного глаза. Родильницу берегли всей семьей, хотя беременность и не освобождала ее от привычных домашних обязанностей. В народе говорят: «Сам – не съешь», а беременной – не откажи».

Как только женщина чувствовала шевеление ребенка, следовало читать на ночь заговор-моление:

Рождество Богородицы, Жена Мироносица,

Зародила невидимо и разроди невидимо.

Не оставь, не покинь меня грешную

Потерпи грехам моим.

Аминь. Аминь. Аминь.

Если мучилась родами двое или трое суток, просили священника отворить в храме Царские Врата и отслужить молебен: святой великомученице Екатерине (24 ноября), Троеручице (28 июля), пресвятой Богородице Федоровской (16 августа) или же запрестольной Божией Матери.

Когда Божией милостью приспевало время родин, родильницу отводили в натопленную баню и не допускали к ней никого, кроме бабушки-повитухи и мужа родильницы, если только он не ушел на охоту или рыбалку.

Домашние прощались с родительницей, сознавая всю опасность, которой подвергается жизнь ее, и уходили в другое место. Родильницу укладывали около рукомойника и давали в руку кушак, привязанный к брусу полатей, – чтобы держалась. Во все время родов перед святыми иконами зажигали венчальные или крещенские свечи. При трудных родах в доме отпирались двери, замки, сундуки, выдвигались все ящики – даже печную заслонку открывали!

Если повитуха считала, что рожать надо стоя, и время родин пришло, муж трижды проползал между ног жены. Мужу родильницы вообще отводилась особая роль при родах: прежде всего он должен был снять сапог с правой ноги жены и дать ей напиться, затем развязать пояс, а после – прижимать колено к жениной спине, чтобы ускорить роды.

Счастлива была роженица и ее близкие, если выберут повитуху ловкую и расторопную. От ее умения зависело многое: чтобы родильница не простудилась, чтобы не объелась не воворемя чего кислого или соленого, чтобы младенца не ушибить и вообще не угробить. В некоторых селениях ребенка принимали в отцовские штаны – если прошлые роды были неудачными. После благополучных родов бабушка-повитуха закапывала детское место в углу избы или во дворе. Тотчас после рождения мать касалась рта младенца пяткой и приговаривала: «Сама носила, сама приносила, сама починивала». Делалось это, чтобы ребенок крикливым не рос. Сразу после этого повитуха перерезала пуповину, завязывала ее и заговаривала грыжу, закусывая пупок три раза и сплевывая три раза через левое плечо.

После заговаривания грыжи младенца мыли, приговаривая: «Расти с брус вышины да печь – толщины!». Обыкновенно мальчику клали в воду яйцо или какую-то стеклянную вещь, девочке – только стеклянную. Иногда в едва нагретую – чтобы не обжечь – воду клали серебро или серебряный рубль для очищения и чтобы рос богатым. Чтобы младенца не сглазили, мыли его первый раз в воде, слегка забеленной молоком, потом «для богатства» клали на вывернутый тулуп. Обмывая младенца, повитуха «выправляла» его члены – исправляла головку, которая обыкновенно бывает мягкой как воск. Во многом от ее умения зависело, каким быть ребеночку: круглоголовым, длиннолицым. Обмывши младенца, пеленали его в узкий длинный свивальник и наголовник. Если боялись, что младенец будет беспокойным, пеленали его в отцовские порты или вообще брали приготовленные из хлопков для дерюг толстые нити – «верчи» – и употребляли вместо свивальника. Чтобы младенец красивым и пригожим рос, покрывали его зеленой материей. Первое время младенца оставляли «на свободе», и лежал он где-нибудь на лавке, пока не забеспокоится, не закричит и, как говорилось, «не попросит зыбки». Зыбка – это овальный ящик из луба, с донышком из тонких дощечек, обязанность сделать который лежало на отце. Если роды происходили не в избе, то отцу первому вручали младенца, и он укладывал его в зыбку, тем самым признавая свое отцовство. Бывало, что младенца клали в колыбель – деревянную раму со слабо натянутым холстом, так что получалось удобное углубление. И колыбель, и зыбку обыкновенно привешивали к «очепу» – длинному шесту, одним концом крепящемуся к потолку и совершенно свободно гнувшемуся вверх или вниз. Над самой зыбкой ничего не вешали, чтобы нечаянно не закрыть младенца от Ангела. Детскую перинку набивали перьями, а чаще всего – сеном, покрывали холщовыми простынями, а младенца укрывали ситцевым лоскутным одеяльцем.

Управившись с младенцем, повитуха давала родильнице выпить толокна, пива, а чаще всего – водки, потом парила ее в печи, тогда же правила ей живот и сцеживало первое «плохое» молоко. Если приходилось идти в баню, молодая мать оставляла в зыбке ножницы, а под зыбкой – веник, чтобы младенца не украла «нечистая сила». Омовение в бане – обряд особый. Для него готовили чистое ведро и непитую воду, набранную обязательно по течению реки. Бабушка-повитуха лила воду через свой локоть и заговаривала молодую мать «от уроков и призоров».

После чего повитуха собирала воду в туесок, бросала в него три уголька зз печи и трижды окатывала водой вначале каменку, а потом – дверную скобу, нашептывая при этом заговор-моление. После этого вода считалась заговоренной, и повитуха набирала ее в рот, брызгала в лицо родильнице и еще раз повторяла заговор.

На другой же день после родов к счастливой матери приходили соседки и знакомые с поздравлениями – мужчины с такими поздравлениями не ходили – и приносили ей разные сладости «на зубок». Через неделю, а иногда уже на третий день родильница возвращалась к своим обязанностям по хозяйству – но только после совершения очистительного обряда, известного как «размывание рук». Если молодой матери приходилось выходить на работу в поле, то уход за новорожденным поручался «пестунье» из домашних – старухе, а чаще – самой маленькой девочке-сестричке